Григорий Панин: «Не мог представить, что сыграю 1000 матчей в чемпионатах страны»
В понедельник капитан «Салавата Юлаева» Григорий Панин станет 16-м игроком, который проведёт тысячу матчей в чемпионатах страны.
Накануне большого события KHL.RU встретился с одним из самых опытных и медийных хоккеистов Лиги, чтобы вместе вспомнить не только о самых значимых вехах его карьеры, но и о делах насущных.
«Сейчас настолько тонко ощущаю, что хоккей – любимое занятие»
– Григорий, гостевой матч с «Автомобилистом» 4 сентября станет для вас юбилейным - 1000-м в чемпионатах страны…
– Начну с того, что я об этом никогда не задумывался и не смотрел статистику, сколько матчей провожу. Обычно, мне показывали и говорили о статистике моих удалений (смеётся). У каких-то репортёров этот вопрос был основным. Но если задуматься, то для меня реально круто провести 1000-й матч, покорить определённый рубеж своей карьеры. 1000 матчей в чемпионатах страны – серьёзная цифра. Помню, когда был помоложе, то смотрел все эти карточки энхаэловских игроков, на всю статистику и думал, это же сколько нужно в хоккей играть, чтобы добраться до такого рубежа? Понятно, что 1000 матчей – классная цифра, но она всего лишь остаётся цифрой. За ней стоит много труда, удач и неудач, эмоций, моментов, связанных с хоккеем, да и с жизнью, в целом. Конечно, мне хотелось бы, чтобы эта цифра всё увеличивалась и увеличивалась, но так как мы не вечны, и всё равно, какой-то возрастной рубеж подходит, у меня он тоже есть. Посмотрим, сколько ещё игр мне удастся сыграть до завершения карьеры.
– Могли ли вы когда-нибудь представить, что перешагнёте такой внушительный рубеж, выступая на самом высоком уровне?
– Не мог себе представить, что сыграю 1000 матчей. Как я уже сказал, я никогда об этом не задумывался. Сейчас, с возрастом, выход на лёд, да просто на тренировку или в зал, общение с пацанами в раздевалке, всё это стало для меня намного ценней, чем когда это было в молодости. В то время ты просто живёшь какой-то своей определённой жизнью, хоккей для тебя вроде и любимое занятие, но ты не настолько тонко его ощущаешь, как сейчас. Потому что каждое упражнение: бросил ты шайбу, вступил в борьбу, начал атаку – во всём этом есть свой кайф. Знаете, я всегда смотрел все эти мотивационные ролики в стиле: «Вы должны любить то, чем занимаетесь, это должно приносить вам удовольствие». И только сейчас стал понимать, о чём в них говорилось.
– Есть ли у вас примерное понимание того, на каком месте среди игроков вы идёте по количеству сыгранных матчей в чемпионатах страны?
– Я даже не знаю. Может быть, в двадцатке или тридцатке?
– На 16-м месте. Рекордсмен – Данис Зарипов, у которого 1324 игры…
– Данис Зарипов – великий хоккеист. Его карьера – это один из примеров, даже не в России, а вообще всего мирового хоккея, любой лиги. Хотя, есть ещё же Яромир Ягр, но он не наш.
«Пётр Ильич Воробьёв давал дорогу молодым: видел рвение и огонёк в глазах»
– Стартовавший на днях сезон КХЛ стал для вас, по сути 20-м в карьере. А вы помните свой первый матч за «Ладу» в Суперлиге? Это событие произошло 1 сентября 2004 года, в матче против «Локомотива», вы тогда сыграли вничью – 2:2…
– Вспоминаю, что первый раз вышел за основную команду на предсезонном турнире в Тольятти на Кубке Лады. Не могу вспомнить, с кем мы играли, но у меня тогда была деревянная клюшка «Монреаль» и очень модные коньки «Найк», которые были на два размера больше моей ноги. На первую свою смену я вышел при игре в меньшинстве. У меня такие эмоции были! Всё так круто! Понял, что оказывается, здесь можно играть. В представлении молодого ты приходишь в команду, где взрослые дядьки – кому-то уже 30, а тебе 17-18 лет. Тогда совершенно другое поколение играло в хоккей, совершенно другое отношение взрослых к молодым было. Вот этот матч я запомнил. Первые, яркие эмоции!
– Каким получился сам дебют? Насколько сильным было предстартовое волнение?
– По своим личным ощущениям помню тот период таким. Я, молодой пацан, наверное, тогда у меня ещё был этап взросления, куча комплексов, всяких внутренних проблем. Был переходной период, определённое становление и какие-то действия, слова тренеров очень сильно оседали внутри. Поскольку я строгого воспитания, то воспринимал эту критику. Где-то она очень сильно меня пугала, где-то очень сильно зажимала, как хоккеиста и личность. Достаточно непростой период для меня был, и он достаточно долго продолжался. Во мне было много неуверенности, потому что, когда мы собирались на сборы, нас было в команде по 50-60 человек. Каждую неделю по 5-7 человек просто уезжало в другие клубы, в другие города. Присутствовало внутреннее беспокойство, что я не закреплюсь в команде, что не останусь в составе, это меня беспокоило на протяжении и следующего сезона. Все эти внутренние проблемы, которые шли из детства, они давали о себе знать и на ледовой площадке.
– Когда вы только начинали свою карьеру, «Лада» была одним из грандов российского хоккея, которую тренировал знаменитый Пётр Ильич Воробьёв. Хотел бы у вас спросить о работе с этим специалистом, который всегда любил и доверял молодым игрокам. Насколько сложно было привыкнуть к его требованиям?
– С его требованиями не было никаких проблем. Пётр Ильич – один из мэтров нашего российского хоккея. Очень требовательный тренер, который реально давал возможность и дорогу молодым, видел это рвение, этот огонёк в глазах, видел, что мы, молодые, более исполнительные. Скажет: «Ты будешь бегать вот отсюда - досюда», и мы бежали. Все понимали, для чего они выходят. Воробьёв показывал и учил. Для молодого пацана научиться играть в обороне… благодаря ему во взрослой команде у меня появились оборонительные качества. Ты проходил реальное обучение. Со школы во вторую команду, а раньше ведь не было молодёжной лиги, сразу во взрослый хоккей. Это тоже был крутой период! Тебе 16 лет, а ты уже рубишься с мужиками, которым в Новочебоксарске и Глазове далеко за тридцать. Единственная сложность для меня была вот в чём. Каждая ошибка… Раньше ведь тренеры каких-то слов не подбирали, не было лояльности и демократии. Ты даже на собрании сидел и трясся. Боялся, чтобы тебя нигде не показали. Я помню, у нас собрания проходили по полтора-два часа, и это могло быть собрание только у одной пятёрки, а затем ещё и общекомандное, на котором можно было ещё час просидеть. Одновременно было и весело, и грустно. Внутренние страхи тоже присутствовали. В общем и целом, я благодарен Петру Ильичу, как и всем тренерам, через которых прошёл и до сих пор прохожу.
– Какие эмоции вы испытывали, будучи молодым пацаном, играя в 18 лет за родную команду при заполненном до отказа «Волгаре»?
– Сначала ты ничего этого не замечаешь, но проходит какое-то время и люди начинают тебя где-то узнавать. А в 18 лет ты находишься в каком-то учебном заведении – это уже определённый статус на каком-то своём местном уровне. Плюс, я видел и чувствовал, как родители мною гордились – это, конечно, вызывало крутые эмоции. На тот момент начал зарабатывать очень хорошие деньги. 3000 долларов для 18-19-летнего пацана – это было очень много. На то время просто не знал, что с ними делать. Помню, отдавал родителям, чтобы они их куда-то там складывали, копил на машину, на квартиру – на первые вложения. Конечно, выходить на лёд в Тольятти, будучи воспитанником «Лады» — это было очень круто!
– С тольяттинских времен сформировалась пара защитников Панин – Емелин. Насколько было комфортно в плане «химии»?
– Мы с Лёхой с самого детства были друзьями. Жили с ним в одной комнате, и на сборах, и во второй команде, и в «Ладе». Какие-то совместные гулянки устраивали. У нас такая хоккейная компашка была, всё время вместе проводили. Я не могу сказать, что мы в паре круто играли, потому что мы – одноплановые игроки.
– Но, тем не менее, ваше сочетание многим запомнилось…
– Наверное, наша пара выстрелила тогда, когда из «Лады» ушли взрослые хоккеисты. Это было связано с сокращением финансирования команды. Практически всех продали, остались молодые, и бремя лидерства легло на нас. Из опытных, по-моему, только Александр Бутурлин остался. Он был капитаном, а мы с Лёхой – ассистентами. Причём, на тот период это дало нам обоим колоссальный рост. Да, классно было вместе играть. Мы дружили. В тот период каких-то тонкостей, мелочей в жизни ещё толком не видели. Это сейчас мы намного меньше с ним общаемся, но тот период я всегда вспоминаю с теплотой в душе. Молодые пацаны, когда у тебя нет никаких забот и проблем, нет никакой жизненной ответственности, всегда проводили время весело, в каких-то постоянных своих приключениях. Дело же ещё было в Тольятти, в своём родном городе. У меня там родители живут, у него. У нас куча друзей и общих знакомых.
– Хоккей «Лады» при Петре Воробьеве был мегаоборонительным. Как работала эта модель игры?
– Мне на тот период не с чем было сравнивать, так как я был молодым игроком и обучался этой игре. Но я слышал много отзывов от других ребят, которые к нам приезжали. Они говорили, что с нами вообще невозможно было играть. Во-первых, у нас в команде была строжайшая дисциплина. Были правила: в первые пять минут любого периода мы не имели права пропускать, то же самое касалось и последних пяти минут. Первые четыре-пять смен, когда ты только вышел на лёд, также и в концовке. Максимальная концентрация, которой уделялось огромное внимание. Во-вторых, по тем правилам ещё можно было делать эти зацепы. Соответственно, если соперник вбрасывал шайбу в нашу зону, то за ней ему было нереально приехать. Я запомнил слово: «Отсекай!», которое кричал с лавки Пётр Ильич (смеётся). То есть, ты берёшь своего ближайшего соперника «на вилы» и просто с ним едешь. Даже если кто-то прорвался, один защитник это делает, обнимает у борта, там невозможно было от нас вырваться. Плюс, у нас была сумасшедшая физическая подготовка. Если вспоминать сборы, то мы начинали в 7:45 утра и заканчивали во втором часу дня, потом два часа перерыв, и возвращались на вторую тренировку. Для молодого было круто, я это сейчас понимаю. Все сборы, которые сейчас проходят, я воспринимаю уже просто, как сборы, потому что сам тоже готовлюсь к сезону. Школу я прошёл очень серьёзную, наверное, как в армии. Её можно сравнить с голубыми или краповыми беретами. Что-то такое. У нас были береты Петра Ильича, элитные войска (улыбается).
– Вы пересеклись с нынешним главным тренером «Салавата Юлаева» Виктором Козловым ещё в «Ладе», в сезоне 2004/2005, когда он приехал из Америки играть в Тольятти. Наверное, с открытым ртом на такую звезду всей командой смотрели?
– Действительно, с открытым ртом смотрели. Мы были молодые и были не в их тусовке. Они же всё равно, взрослые. Виктор Николаевич приехал, Дайнюс Зубрус, какой-то космический финский вратарь Юсси Маркканен, который наши атаки начинал - за шайбой можно было даже не бежать. Александр Сёмин был тогда молодым, но невероятно талантливым и перспективным нападающим. Он уже на тот момент времени заявил о себе. Дмитрий Афанасенков, Иван Новосельцев. Сейчас я понимаю, что все эти хоккеисты были для меня примерами, потому что после каждого льда, помимо общей нагрузки, которая была у Петра Ильича не детской, они всегда ходили заниматься дополнительно. Приседания, жим лежа, работа клюшкой, другие хоккейные моменты. Я помню, Зубрус практически на каждую тренировку выходил в жилете, который весил двадцать килограммов, он в нём катался. Понятное дело, что в матчах играл уже без него, но на льду летал. Плюс, у него ноги были такие, как у меня сейчас две, у него такая была одна. Классные времена и большой опыт я приобрёл, выступая в одной команде с ребятами, уже зарекомендовавшими себя за океаном. Могу сказать, что поколение взрослых хоккеистов, которое тогда играло в Суперлиге, они всё равно были не такие, как эти.
– Не такие – в плане профессионализма? Говорят, в то время хоккеисты частенько злоупотребляли алкоголем…
– А почему злоупотребляли? Потому, что большую часть своего времени хоккеисты проводили либо на базе, либо на стадионе. Игроки не видели свои семьи. Для спортсмена ведь очень важно, в первую очередь, отдыхать головой. Если у тебя голова не расслаблена, то, соответственно, тело ты тоже не расслабишь. Поэтому, понимаю, почему многие тогда выпивали. Конечно, это губило карьеры, семьи и жизнь, но эта советская система в тот момент времени работала так.
«В «Ак Барсе» у меня пошёл рост, а дальше начались жизненные качели»
– В сезоне 2007/2008 вы перешли в «Ак Барс». Как это произошло, и насколько сложным дался сам переезд?
– Я так понимаю, что это решилось без моего участия, потому что из «Лады» тогда потихоньку начали уходить игроки. В нашей команде тренером работал Юрий Новиков, он привёл своих игроков. В начале сезона у нас случилось четыре поражения, и его быстро поменяли, пришёл Николай Казаков, который начал выстраивать свою определённую систему игры. Почистил состав. Тех ребят, которые, соответственно, приходили с Новиковым, их убрали. Казань начала вести переговоры насчёт меня. Я тогда был молодым, меня в эти дела не посвящали. Отец тогда ещё в клубе работал, помню, он меня вызвал и сказал, что, скорее всего, я поеду играть в «Ак Барс». Ещё один момент вспомнил… Мы же были на сборах и меня перевели в пятую пятёрку, а пятая пятёрка была для меня не то, что ударом, но как так?! Я тут лидер! (смеётся). На Казакова я из-за этого обиделся. Молодым был, куча эмоций. Не очень красиво себя вёл на тренировках и на собраниях. Хотя, если бы мне сказали, что ты переходишь в другую команду, поэтому мы тебя убрали, наверное, я бы с пониманием к этому отнёсся. Помню, подошёл потом к нашему тренеру и извинился. А уже вечером мне позвонили и сказали, что уезжаю в Казань. Это было неожиданностью! На тот период времени я не хотел уезжать. Ну как же так? Я же местный воспитанник! Хочу играть здесь! В Тольятти у меня мама, папа, все.
– Вспоминаете те времена с ностальгией?
– Хоккейные времена в Казани вспоминаю с ностальгией, но больше моя голова в тот период была занята, наверное, какими-то личными жизненными обстоятельствами, которые складывались негативно. Супруга тогда появилась, и параллельно куча с ней проблем, которые мешали моему развитию. Перспективы ведь у меня хорошие были. Я приехал в «Ак Барс» и меня поставили в третье звено, я спокойно там играл. Потом Евгений Медведев получил травму, и меня перевели в первое. А там играли Данис Зарипов, Сергей Зиновьев, Алексей Морозов, Раймон Жиру – просто космонавты, лучшая тройка в Лиге была. И к ним каким-то образом я попал, да закрепился ещё там! Спустя время Женька выздоровел, и я вновь стал играть в третьем, но у меня не было никаких проблем с сыгранностью. По завершении первого сезона в Казани пришёл вызов в сборную, мне 21 год, пошёл рост. А дальше у меня начались жизненные качели, которые всё это затормозили. Как-то худо-бедно я из этого выбрался и вырос.
– Система игры Зинэтулы Билялетдинова вам сразу стала понятна после школы Петра Ильича?
– Чем хороша система Петра Ильича, так это тем, что я уже сразу был обучен, готов, покладист, воспринимал информацию и требования тренера. Сказалось детское строгое воспитание, переходящее во взрослый вид спорта. В этом проблем не было. Проблема больше была в креативе. Я же никогда не был суперкреативным игроком, был исполнителем – защитником оборонительного плана. Хорошим качеством у меня было обороняться, а подключаться к атакам… Наверное, это случалось во второй команде, но быстро и закончилось (смеётся).
– Противостояние «Ак Барса» с «Салаватом Юлаевым» всегда было особенным, несмотря на то, что в те времена ещё не было такого понятия, как «Зелёное дерби». Вы сразу почувствовали определённый статус? Дополнительная накачка в раздевалке была?
– Честно говоря, в Казани такой накачки не было. В те времена ещё не было вот этого пиара, либо я всего этого не понимал, но, приезжая в Уфу и играя здесь, на арене всегда чувствовалось, что болельщики относятся не так, как к рядовой игре чемпионата. Было заметно, что в Уфе собирались полные трибуны. Несмотря на то, что в Казани тоже хороший стадион, публика там более сдержанная. А когда мы приезжали в Уфу, чувствовались эти эмоции на трибунах, выкрики и возгласы болельщиков в адрес любого игрока. В «Салавате Юлаеве» на тот период был очень сильный состав. Такого ощущения от «Зелёного дерби», как сейчас, когда идёт накачка через соцсети клубов и СМИ, раньше не было. Могу сказать, что теперь спортсмены стали ближе к болельщикам за счёт соцсетей, комментариев, директа, каких-то статей и упоминаний. Всё это чувствуется. Помню, мне даже писали: «Если выиграете у «Ак Барса», мы вам всё простим. Нам даже Кубок не нужен» (улыбается).
– Суммарно вы провели в «Ак Барсе» семь сезонов, стали там, можно сказать, своим. Сейчас вы живёте в Казани на постоянной основе. Чем привлекает этот город?
– Я провёл в Казани восемь лет, семь сезонов получилось. Для меня этот город не сразу стал понятным. Да, там проходило моё становление, как уже взрослого игрока, там были выиграны кубки, там у меня появился определённый круг общения вне хоккея. Затем я же перебрался в Москву, какое-то время жил в Санкт-Петербурге, потом в Уфе. И я везде сравнивал свои ощущения личного и внутреннего комфорта, который не касается квартир, города, ничего другого. Моё внутреннее ощущение комфорта заканчивалось именно на Казани. Даже в Москве, поиграв три года в ЦСКА, я не хотел оттуда уезжать. Но, проведя неделю в Казани, я понял, что в Москву и так могу приехать на выходные. Питер – классный город, исторический, архитектурный, всё здорово, но что-то тоже душа к нему не лежала. Поэтому и решил заземлиться в Казани, но Уфу я не отодвигаю, потому Уфа ближе мне именно природой. Постоянно катаюсь по Башкирии, хотя я всё уже тут объездил, но, выезжая в какие-то места республики в четвёртый-пятый раз, не перестаю получать от этого удовольствия (улыбается). Так что Казань – это про жильё, Уфа и Башкирия – про природу и эмоциональное расслабление. Для меня выехать куда-то после тренировки – означает разгрузить голову. Я расслабляюсь и таким образом восстанавливаюсь. Кто-то не любит такие путешествия. В Башкирии появилось ощущение, что уже сам выезд на природу, когда, бывало, я даже куда-то не доезжал, застревал или просто там не было дороги, становился приключением – это круто!
«В первые восемь месяцев игры за ЦСКА никак не мог привыкнуть к Москве»
– Горечь поражения в финале от «Металлургуа» была большой?
– Самый прикол в том, что все три года, когда я играл за ЦСКА, все три года мы выигрывали регулярку – становились чемпионами России. На второй или третий год это уже отменили. Обидными стали две вещи. Ведя в плей-офф против СКА 3-0, проиграть эту серию. Этот момент, мне кажется, был даже обиднее, чем когда мы проиграли в финале Кубка Гагарина «Металлургу». Коллектив в ЦСКА у нас был классный, мы много времени проводили вместе. Что касается города Москвы, то первые восемь месяцев нахождения в этом городе я никак не мог к нему адаптироваться и привыкнуть к размерам и пробкам. Не могу сказать, что в Москве я приобрёл себе каких-то друзей, плюс, достаточно непростой жизненный период тогда у меня был. Не то, чтобы я там не закрепился, просто вернулся в Казань и понял, что там для меня круто. А когда переехал в Уфу, понял, что как же классно попасть к иностранному тренеру – это был первый для меня опыт. У Эркки Вестерлунда была совершенно другая философия.
– Вы всегда играли жёстко и получали много удалений?
– Я думаю, что это пошло с самого детства. Не знаю, как это сформировалось. Может быть, я смотрел какие-то видео или на кумиров, но я помню себя 14-летним игроком, когда на Турнире четырёх наций в Тюмени играл достаточно жёстко, а порой жестоко. Мы ещё в масках все были, и это не так ощущалось. Во взрослом возрасте, когда уже набрался мужицкой силы, то конечно, порой всё заканчивалась плачевно. Основная моя проблема была не в жёсткости, а в эмоциональности. Я вспыхивал везде как спичка. Мой бич и мой большой плюс, как уже сложившегося хоккеиста – это эмоциональность. И я не понимаю, где её баланс. Она мешала мне, ведь я зарабатывал большие штрафы, наверное, за это меня другие спортсмены ненавидели, и я ценился в какой-либо команде, потому что жёсткий игрок. На льду против такого хоккеиста неприятно играть, вести игру у борта, где-то принимать шайбу. Эти моменты я замечал и во время вбрасываний, когда смотрел в глаза сопернику, и когда уже шёл в столкновение, когда игрок отпрыгивал от меня в сторонку.
– Что случилось в октябре 2013 года, когда вы жёстко сыграли против нападающего «Медвешчака» Мэтта Мёрли и получили 11 матчей дисквалификации?
– Только что я рассказал предысторию своих эмоций. Наверное, во мне сидела такая детская штука, как чувство справедливости. Помню, что в игровом эпизоде я кладу Мёрли руку на плечо, и он, под этой рукой начинает падать. Краем глаза замечаю, что судья даёт удаление. Соответственно, в ход у меня уже пошли эмоции. Мёрли, после падения, катится, и я краем локтя припечатываю его голову к борту. Грязный приём, согласен. Эмоции. Чувство несправедливости, наверное, породило во мне эту ответную эмоцию. Конечно, ничего хорошего в этом нет. Я перед ним тогда извинился, заходил после матча в раздевалку.
– Не считали, сколько денег заплатили в Лигу за все свои нарушения?
– Достаточно много, но конкретную сумму назвать не могу.
«Приехав в Уфу, я разложил свою жизнь по полочкам»
– Чем вам, в первую очередь, запомнилось это время в Уфе?
– Приехав играть в Уфу, я, наверное, свою жизнь разложил по полочкам. Сейчас я говорю не о хоккее. Мне было уже тридцать лет, и этот период стал для меня переломным. Насколько я понимаю, тридцать лет – это определённый этап у мужчины, когда что-то с ним происходит. У каждого человека по-разному. Я разобрался в своей личной жизни, стал уделять себе невероятное количество времени, стал жить сам собой и занимался тем, что я умею делать. Стал параллельно изучать психологию, финансы, другие дисциплины. Появилось много интересов и времени, чтобы пожить самим с собой, не входя в какие-то отношения, ведя комфортный образ жизни, при этом уделяя максимальное количество времени хоккею для развития. Мой стиль игры очень атлетичный, энергозатратный. Поэтому я понимал свои сильные стороны, за счёт чего могу играть, что могу улучшить, над ними и работал. Слабой стороной были эмоции и психологическое состояние, но с возрастом это стало ко мне потихоньку приходить. Для меня переезд в Уфу стал откровением для себя самого, плюс, как я уже сказал, у нас тогда был тренер-иностранец, у которого совершенно иная философия, совершенно другой подход к работе, при котором ты должен, в первую очередь, становиться профессионалом. Тебя не за ручку должны водить, не следить за тобой, не кричать. Были определённые требования. Если ты их выполняешь, то, соответственно, будешь играть, у тебя будет большое игровое время, и ты будешь в команде на каких-то ролях. Ну. а если ты этим требованиям не соответствуешь, у тебя на первом месте твоё «Я», то тебе, я думаю, уже недолго играть осталось.
– На ваш взгляд, почему у Эркки Вестерлунда не получилось в «Салавате Юлаеве» дать нужный результат?
– Отличие менталитета в том, что в Европе привыкли к тому, что если ты профессиональный игрок, то ты профессионально относишься к своим обязанностям. В первую очередь, ты спрашиваешь с себя. Если говорить о моём поколении игроков, то, на тот момент, в нашей команде было очень много недовольных игроков. Они были недовольны своим игровым временем, своим положением, что иностранцы играли по две минуты, но они - то, в итоге и делали результат! Я уяснил для себя такую жизненную вещь. В первую очередь ты должен спрашивать с себя. Если я играю пять минут за матч – это не проблема тренера, это моя проблема. Значит, где-то я не дорабатываю и не устраиваю тренерский штаб какими-то своими качествами. Многие ребята в команде считали себя офигенными хоккеистами, что не соответствовало действительности – это, я думаю, и вызывало конфликт и претензии к тренеру. Но европейцы, они другого менталитета, всё на себя вешали. Когда Вестерлунд хотел остаться в Уфе на второй год, он уже понимал, какие хоккеисты ему нужны в команде, а какие нет.
– Что для вас означает капитанство?
– Я задумывался над этим. Сначала у меня был вопрос: «Почему меня вообще им выбрали?», «За какие качества?». Капитанство во взрослом возрасте – это не простая нашивка, которая находится на твоей форме. Знаете, когда у тебя появляются дети, то появляется ответственность. Примерно такая же штука и с капитанской повязкой. Это – не просто связь между тренерским штабом и командой, обсуждение каких-то моментов. Капитанство, в первую очередь, это общение с теми пацанами, которые приходят в команду, чтобы они психологически быстрее адаптировались, чтобы у них была большая возможность раскрыться. Внутри команды всегда происходят какие-то конфликты. Порой, я сам шел на конфликт, с тем же самым Володей Ткачёвым подрался, опять же, из-за эмоций. В том году с Андреем Кареевым у нас тоже было недопонимание. Я потом перед всей командой извинился. Для меня нет проблемы подойти к человеку и извиниться. Поэтому капитанство – это такой баланс эмоций, поддержание микроклимата и эмоционального накала перед матчами. Помимо этого, большой пример для молодых игроков в плане своего поведения после льда. То, что ты делаешь. Я всегда стараюсь подсказать и объяснить пацанам какие-то мелочи, а не говорить им: «Иди там покачайся или иди там, сделай то». Кому-то из молодых звонят агенты, говорят, чтобы тот брал шайбу и всех обыгрывал. А я пытаюсь игроку объяснить, помочь определить, в каком амплуа он себя видит в будущем: либо ты будешь защитником оборонительного плана, и ходить всех бить, либо будешь атакующим. Бывает, приводишь им в пример зарплаты. Что для тебя ближе? Ты должен понимать, что здесь ты заработаешь больше, но, возможно меньше поиграешь. Атакующие защитники ведь недолго сияют, потому что физические качества подсаживаются. Ты должен быть очень атлетичным. Защитникам оборонительного плана попроще, но, в любом случае, тоже нужно держать себя в хорошей форме. Молодого ты сейчас за ручку уже не поведешь. Уже всё! Не то поколение! «Молодой, ты что, охренел?». Такого подхода уже нет. Каждый год об этом разговариваю, и Игорь Ларионов тоже об этом говорил. Сейчас все самостоятельно готовятся к сезону. Кто месяц, кто больше. Я себе три дня отдыха даю, чтобы ничего не делать. Образ жизни такой (улыбается). Поэтому считаю, что собирать команду можно и за месяц до начала чемпионата. Мы приходим уже готовыми. Дать какую-то тактику, сыграть турнир, и поехали в сезон. В любом случае, сейчас такое количество матчей, наиграешься.
– Назовите свою пятёрку лучших партнеров, с которыми вам удалось поиграть.
– Я всегда понимал, что меня ставят играть туда, где другим будет комфортно. Вот с Филипом Ларсеном сколько вместе поиграл? Нас же периодически разбивали. Но Фил всегда подходил и просил, чтобы к нему поставили меня. «Гриша у меня везде будет бегать, а я – голы забивать». Хитрый принц (смеётся). Но, понимаете, в этом и есть моя ценность, что не было проблем, если мы поставим куда-то Панина, а они там не сыграются. Я всегда стараюсь помочь. С тем же ещё молодым Михаилом Науменковым я начинал в ЦСКА, с Артёмом Сергеевым. Получалось так, что мне всегда подставляли в пару молодых. Пятёрка лучших? Сейчас я играю вместе с Алексеем Василевским. Мне очень нравится! Мы с ним договариваемся, кто, что будет делать. Если у него есть возможность, то он подключается к атакам. Если он видит, что я уже побежал вперёд, то он страхует. Нужно соблюдать баланс. У меня было много классных партнёров, с кем довелось вместе поиграть: Зарипов, Зиновьев, Морозов, Радулов, Хартикайнен, Умарк. Перед переходом в ЦСКА смотрел на состав. Ну, Радулов, Радулов. Все про него говорили. Он не был для меня каким-то, но когда я пришёл в команду, когда начал делать с ним упражнения один в один, я понял, почему про него столько говорили. То же самое про Умарка и Хартикайнена. Они не были для меня какими-то идолами, но, когда ты играешь с ними в одной команде и видишь, что они творят на льду каждый день - они реально космонавты, люди с другой планеты. Тот же самый Умарк выбирал, кто будет забивать. У него настолько присутствует чувство дистанции и владение шайбой, своим телом. Мог настолько далеко уехать, чтобы дать возможность проскочить вперёд Хартикайнену, Кемппайнену, Ларсену, чтобы те забили. Из вратарей мне запомнился Маркканен и Метсола. Юха для меня – самый психологически устойчивый голкипер, который неравнодушен к своему делу.
«Не советовал бы людям, которые профессионально играют в хоккей, бегать свыше часа»
– Что бы вы сейчас изменили в своей карьере, если б у вас была такая возможность? О чём жалеете?
– А как можно жалеть о том, что уже прошло? Когда ты молодой и у тебя происходят жизненные ситуации, ты думаешь, за что это вообще с тобой? Когда ты становишься постарше, ты благодаришь за эти ситуации, что они в твоей жизни происходили. Благодаришь и тех людей, которые встречались в жизни, независимо от того, несли они с собой позитив или негатив. Мы же определяем людей после негатива, ведь негатив вызывает всегда больше эмоций, чем позитив. Я всегда старался искать в уже взрослом возрасте что-то для себя интересное и положительное.
– Были ли у вас реальные предложения попробовать себя за океаном?
– У меня было одно предложение. Я помню, мне тогда позвонил агент. Был такой игрок Недвед, он работал, если не ошибаюсь, скаутом в «Филадельфии Флайерз». Когда мне было 25 лет, они предлагали мне односторонний контракт.
– Почему не поехали?
– В Казани на тот период мне сделали зарплату 1,8 млн долларов в год. Представляете? Это же космос! У меня была жена, ребёнок, и соответственно, такие деньги. В 25 лет у меня ещё ничего не сформировалось, плюс были сложные жизненные ситуации: в тот момент я не общался со своими родителями. Я думаю, об этом многие не знают. Не было рядом отца, мамы, которые могли мне подсказать, либо какого-то взрослого товарища, которого я бы послушал. Мой выбор пал в пользу финансов. Но, отвечая на предыдущий вопрос, я бы не хотел ничего поменять.
– Вам без трёх месяцев 38 лет, у вас одни из лучших показателей по тестам в «Салавате Юлаеве», вы находитесь в прекрасной форме. За счёт чего это удаётся? Дело ведь не только в рыбной диете…
– Просто с возрастом ты лучше знаешь своё тело, знаешь, как лучше готовиться, что есть, что пить, сколько спать, гулять, с кем общаться, кого исключать из своей жизни. Все эти маленькие винтики механизма влияют на тебя.
– Поделитесь, как вы пришли к бегу? Почему именно бег и что он вам даёт?
– Классный вопрос! Бег я ненавидел! Для меня он был мучением. Наверное, все, кто начинает бегать, рассказывает об этом? (смеётся). Знаете, у меня был такой период в жизни, я считаю, связанный с неудовлетворённостью от хоккейного сезона. Я искал себе занятие, где бы мог реализоваться. Первым из них стало восхождение на Эльбрус в 2013 году, затем Монблан, Килиманджаро, Китай в расчёт я уже не беру. У меня были неприятные сезоны, когда ты вроде бы играешь, а вроде бы не пойми что делаешь. Плюс, читая литературу, ставил себе цели всё выше и выше. Бег стал для меня каким-то отвлечением. В 2017 году увидел в соцсетях у своего уфимского товарища Марата Салимова, что он пробежал марафон. Для меня раньше марафонцы, триатлонцы были людьми не от мира сего. Я не понимал, для чего просто так бежать 40 км? Он сказал, что это тяжело, что к этому готовился. Как-то он меня этой идеей и заразил. Реально, я подготовился тогда к марафону, а не к хоккейному сезону. Вообще, я бы не советовал людям, которые профессионально играют в хоккей, заниматься бегом свыше часа. Сама подготовка к марафону перестраивает работу твоего организма. У меня мышцы стали тонкими и сухими, а не взрывными.
– Вы поделились в своих социальных сетях крутым контентом в прошедшем межсезонье: готовили плов с рабочими из стран ближнего зарубежья, а также отрабатывали броски по воротам с забавными комментариями. Это была спонтанная идея?
– Ребята классно отреагировали на данный контент. В небольшом посёлке у нас живут рабочие. Одному из них всегда было интересно. Он всегда у меня просил дать подержать клюшку. А самое прикольное, вы слышали, как он меня называет? «Хозяин» (смеётся). Мне это непривычно. А он мне в ответ: «Нет, у нас так принято». Может быть, ему так проще, чтобы не выговаривать моё имя. Что касается плова, то понятно, это их национальное блюдо, ребята реально круто его готовят. Так как я мясо не ем, его мы оттуда убирали, но сам плов съели, тем более с друзьями собирались.
– Каковы планы по проведению «Уральской классики»?
– Пока конкретных деталей по её проведению мы не обговаривали. В планах и проекте она есть. Где и когда она пройдёт, пока не знаем. Единственное, плюс-минус мы уже обзвонили людей, которые могли бы принять в ней участие: звёзд, блогеров, остальных. Конечно, с учётом ошибок прошлого года, хочется сделать её более классной. Тут нужно учитывать многие факторы: выходные, погоду, какие-то другие мелкие моменты, которые вскрылись после проведения прошлой. Понятное дело, что если у нас «Уральская классика», то делать её нужно на Урале. По месту проведения пока тоже не определились. Необходимо привязываться к озеру Банному, потому что и Магнитке, и Уфе удобно, а если брать другое место, то потребуются другие затраты.
– Недавно вы приобрели себе внедорожного монстра на базе немецкого Гелендвагена. Почему сделали выбор в пользу такого непрактичного для города автомобиля?
– Теперь я сам буду, как трактор (смеётся). Такой автомобиль – моя детская мечта! Помните, все мы в детстве смотрели на бигфуты, на фантики от жвачек «Турбо», на которых были изображены всякие классные тачки. Я всегда смотрел на эти высокие машины. Это всё, конечно, круто! Но когда мне пришла мысль о том, сколько стоит построить такую машину, сколько времени на это потребуется, плюс, ведь необходим человек, который сможет всё это скомпоновать. Тогда я пришёл к выводу, что сейчас существует классная возможность приобрести такой автомобиль. Притом, что с этой мыслью я ещё два месяца ходил, много думал, брать - не брать, много разных моментов было. Но, всё-таки, взял и не пожалел! Честно говоря, пока в полной мере не протестировал, но вообще, эта машина специально сделана для бездорожья. Вся её подвеска – это отдельная инженерная мысль. Представляете, автомобиль весит 3 тонны и рассчитан на прыжки. Плюс, у меня была ностальгия по «Гелику».
– Откуда в таком солидном для хоккея возрасте вы черпаете силы и эмоции?
– От своей молодой жены (смеётся). Это такой, больше шуточный ответ. Я же начинал наше интервью с того, что с возрастом ты начинаешь больше ценить то время, которое проводишь на арене, больше начинаешь ценить то общение, которое здесь есть. Есть же такая фраза: «Перед смертью не надышишься». Не совсем правильное сравнение, конечно. Но, то удовольствие, которое с возрастом я получаю от участия в разных мероприятиях, не связанных с хоккеем, всё это конечно сильно меня питает. На мой взгляд, то, чем ты питаешь свою голову, влияет на твою жизнь! Я думаю, это основное.
– Какие командные и личные задачи поставили перед собой на этот сезон?
– Командные задачи у нас всегда самые высокие. Последний раз я выигрывал Кубок Гагарина в 2010 году. Тринадцать лет уже прошло. Каждый год нужно стремиться к тому, чтобы его выиграть. Это конечно, очень сложная задача, но считаю, что она выполнимая. Что касается личных целей, то мне хочется приносить пользу команде, быть примером для молодых игроков, которые играют в «Салавате Юлаеве, чтобы они развивались, потому что они – будущее клуба.
– И заключительный вопрос. Какие выводы были сделаны командой после вылета от «Адмирала» в плей-офф?
– Конечно, были сделаны выводы. У нас и тренировочный процесс поменялся, и в плане подхода Виктор Николаевич стал строже, изменилась модель и тактика игры. Я думаю, во время предсезонки вы уже заметили что-то новое. В общем и целом, все мы настроены на Кубок Гагарина и все к нему стремимся. Как любим говорить: сезон всё покажет.
Досье
Панин Григорий Валерьевич
Родился 24 ноября 1985 года в Караганде, Казахская ССР, СССР
Карьера: «Лада» Тольятти (Суперлига) – 2004-2008 гг.; «Ак Барс» Казань (КХЛ) - 2008-2014 гг.; ЦСКА Москва (КХЛ) - 2014-2017 гг.; «Салават Юлаев» Уфа (КХЛ) - с 2017.
Достижения: обладатель Кубка Гагарина (2009,2010), чемпион России (2009, 2010, 2015), серебряный призёр молодёжного чемпионата мира (2005), обладатель Континентального Кубка (2008).
